Эволюция и генетика человека в контексте эпохи

Поводом была неловкая фраза в программной статье 1929 г. Александра Сергеевича Серебровского (1892-1948), раннего ученика Кольцова по генетике и коммуниста, чьи евгенические взгляды почти совпадали со взглядами Меллера. (Важное отличие составляло намерение Серебровского изучать географию болезней и генофонды изолированных людских поселений, что как раз выходило за рамки евгеники и должно быть отнесено к генетике популяций, – той ее традиции, которая была создана русскими зоологами и ботаниками [8].) Обсуждая проблемы генофонда и груза мутаций человека, Серебровский утверждал, что "если бы нам удалось очистить население нашего Союза от различного рода наследственных страданий, то, наверное, пятилетку можно было бы выполнить в 2 1/2 года". В своем энтузиазме он зашел слишком далеко, пытаясь обсуждать перспективы пятилетки, что И.В.Сталин, не без основания, считал собственной привилегией. Так, когда стал очевиден провал пятилетки по основным показателям, Сталин объявил о ее выполнении за 4 года. (Эмигрантская социалистическая пресса комментировала: "дважды два равно пятилетке".) Упомянутый пассаж подразумевал, что Серебровский имел собственные мысли по поводу политики народонаселения, – но в это время уже начали осуществляться замыслы Сталина, связанные с закреплением населения, раскрестьяниванием и массовыми перемещениями людей, с оформлением ГУЛАГа. Короче говоря, сталинские идеологи восприняли выступление Серебровского как посягательство на их собственную роль в построении новой искусственной (и основанной на терроре в той или иной форме) иерархии, и Серебровский был назван меньшевиствующим идеалистом. После критики Серебровский – он как раз стал кандидатом ВКП(б) – напечатал в 1930 г. признание ошибочности некоторых своих евгенических высказываний. Говоря языком газет, он признал ошибки и разоружился. Это означало резкое падение его иерархического ранга – до уровня, где любая заметная инициатива самоубийственна. Он был больше не опасен. Репрессий не последовало. Но за 18 лет, до конца его жизни, партячейка не решилась перевести Серебровского из кандидатов в члены партии. Эта история [7] не добавила Сталину любви к биологии человека (его заклятый враг Троцкий открыто покровительствовал некоторым направлениям психологии и психоанализу); более того, она доставила, в его глазах, неприятные ассоциации генетике человека.

Соломон Григорьевич Левит (1894-1938) выдвинул совершенно оригинальные принципы исследований для своего Кабинета наследственности и конституции человека при Медико-биологическом институте, на основе которого он впоследствии создал Медико-генетический научно-исследовательский институт им. М. Горького. Врач по образованию, освоивший современную генетику, Левит старался приблизить генетическую работу к особенностям здорового и больного человека как объекта исследования и преуспел в этом. Его подходы, новаторские и необычные в первой половине 1930-х, с середины 1960-х годов считаются обязательными. С 1929 по 1936 гг. вышло 4 тома "Трудов" Института Левита, которые убедительно демонстрируют прогресс его научных достижений [22]. В мае 1934 г. МГИ созвал конференцию по медицинской генетике с основными докладами С.Г.Левита, Г.Г.Меллера, Н.К.Кольцова, С.Н.Давиденкова, Т.И.Юдина, В.В.Бунака, А.Г.Андреса [23]. В ее работе участвовало 300 человек; она проходила в роскошном здании конструктивистской архитектуры на Калужской (напротив Президиума АН). Программа курса генетики для врачей, прочитанного в 1934 гг. в МГИ, могла бы стать основой общей части сегодняшнего курса (с добавлением, конечно, специальной части). Однако развитие событий прервало прогресс работ МГИ.

Левит был честным и чрезвычайно смелым человеком – до такой степени, что он посвятил программную статью "Генетика и патология" 1929 года убедительному аргументированию на ряде конкретных примеров тезиса, что клиническая практика может быть выведена из кризиса с помощью передовой генетической теории [24]. В это время Сталин высказал и постоянно повторял понравившуюся ему мысль о всеобщем отставании теории от практики и требовал находить отставание теории во всех областях деятельности [25]. Статья Левита, повторенная и в другом издании, подразумевала, что Сталин может быть неправ. После резкой критики в ходе философской дискуссии 1929-31 гг. (Левит провел 1931-й в Лаборатории Меллера в Техасе, по Рокфеллеровской стипендии) он был оставлен в покое – на время, ибо Сталин никогда не забывал вызова.